ЖИВОПИСЬ
#thebibleart #painting #живопись #Россия #Москва
ОСКАР РАБИН (род. 1928)
БИБЛЕЙСКИЕ ОБРАЗЫ ОСКАРА РАБИНА.
В конце 1950-х годов на окраине Москвы — в Лианозово, в покосившихся барачных домах зарождается особое движение нонконформизма, одним из лидеров которого являлся художник Оскар Рабин (род. 1928). Общепринятое название этого движения – Лианозовская школа. В точном смысле слова это объединение школой не являлось, к примеру в отличии от школы Элия Белютина, который пропагандировал особую инновационную идею в искусстве. Если лианозовская группа и несла какую-либо идею, то это было лишь идея свободы творчества. «Это была и не группа, не манифест, а дело житейское, конкретное. Хоть и объединяло авторов в конечном счете в чем-то сходных…» —вспоминал впоследствии участник этого объединения, художник Всеволод Некрасов. Группа поэтов и художников собиралась в квартирке барачного дома в посёлке Севводстрой, располагавшегося вблизи железнодорожной станции Лианозово Савёловской железной дороги. Это была группа друзей и соседей. Центром этого союза был Евгений Леонидович Кропивницкий. Так же туда входили художники: Н. Вечтомов, Г. Сапгир, В. Немухин. При поверхностном рассмотрении работ «лианозовских» художников можно предположить, что в своём творчестве они преследовали цель обнажить социальные проблемы советского государства, свои собственные проблемы (прежде всего жилищные), но все обстояло гораздо сложнее. В лианозовских бараках они видели особую эстетику, или скорее анти-эстетику, символизирующую дух советского бытия.
Наиболее ярко и в тоже время драматично сложилась судьба художника Оскара Рабина. В 1950 году Рабин женился на дочери Кропивницкого Валентине и поселился в Лианозово. Семь лет, с 1958 по 1965 г. его барак в Лианозове был неофициальным центром московской культурной жизни. Его картины меланхоличные, темные по колориту, главным образом это мерцающие снегом пейзажи окраинных пустырей, задворок и помоек. Художник многократно обращался к христианской символике в своих работах. Своими библейскими образами он хотел показать, как в советской жизни совмещается несовместимое, балансируя от земного к небесному. Созданная Рабиным в 1963 году «Лита Лианозовская» представляет собой переосмысление в контексте советских рабочих бараков «Мадонны с младенцем» («Мадонны Литта») Леонардо да Винчи, а «Улицу имени И.И. Христа» и «Улицу имени Пресвятой Богородицы» 1966 года можно отнести почти к соц-арту, но с элементами символизма. Современная российская художника Лусинэ Джанян, посвятившая большое исследование творчеству Рабина, справедливо отмечает, что «он представляет обыденные предметы как своеобразные символы или «иконы» советской массовой культуры». Оскар Рабин, еврей по происхождению, с большой любовью относился к русской, в первую очередь христианской культуре. До эмиграции, в 1970-е, он немало общался с уважаемым в то время в диссидентских кругах протоиреем Дмитрием Дудко, которому очень доверял.
Наиболее известное произведение Рабина это «Пермский Христос в Лианозово» написанная в 1966 г. На ней изображен сидящий рядом с бараком деревянный пригорюнившийся Христос, а рядом валяется банка килек. Для Рабина деревянный барак олицетворял советский строй (большая часть страны после войны проживала в таких бараках), а деревянный Христос, становится символом бесконечного страдания и отвержения. По мнению художника, отвергнутый советской властью советский народ, загнанный в бараки, обретал вдруг то, благодаря чему этот народ некогда существовал — это русская идея, тесной связанная с христианством. Симптоматично, что в центр композиции Оскар Яковлевич поместил не самого Спасителя, а деревянную скульптуру Христа, получившую распространение на территории Пермского края в XVII-XIX веках, края, кстати, где в советское время было огромное количество лагерей. Тем самым здесь прослеживается попытка показать не только связь эпох, но и историческую ценность культуры России. Анонсируя масштабную ретроспективную выставку Оскара Рабина в Третьяковской галерее в 2008 году, искусствовед Ирина Кулик отмечала: «Оскар Рабин неоднократно обращался к заведомо крамольным для советского художника религиозным мотивам, помещая на фоне все тех же слякотных выселок и бараков иконы или же усаживая во дворе родного Лианозова скорбного пермского Христа. Конечно, в те времена все это следовало понимать как символ некоей тотальной несовместимости христианской духовности и советской реальности, в которой икона обречена на поругание. И даже в буханках и рыбинах, которые Оскар Рабин постоянно помещает в скудные свои натюрморты, часто усматривают христианские символы.» Искусствовед Евгений Путянин в тающем снеге вокруг Иисуса Христа увидел надежду художника на сближение коммунистической власти с идеалами высокой духовности и гуманизма. Но «снег» и «холод» не только не растаял, но и продолжал нарастать. Евангельскую скорбь он сравнивал со скорбью барачной Москвы. Подобно Чупятову утешением скорбящему городу (теперь уже Москве) Рабин представлял Богородицу, но при этом, ассоциацией с образом Леонардо да Винчи, он подчеркивает спасительное свойство искусства.
